В единый день голосования 2020 года я посетил УИК фальсификаторов — № 907 в Геленджике. Мне было интересно понаблюдать за комиссией, ранее нарисовавшей самый наглый результат в городе — 98% за поправки в Конституцию.
За два дня наблюдения я стал свидетелем трех уголовных преступлений: фальсификации документов избирательной комиссии для вброса более 1000 голосов, фальсификации итогов и воспрепятствованию деятельности члена комиссии (то есть меня). Часть свидетельств оказалась записана на диктофон, часть на видео.
Следственный комитет получил моё заявление о трех преступлениях и... переправил в избирком Кубани. Я подал жалобу в суд в порядке 125 УПК.
На первом заседании 24 февраля судья отчитал полковника юстиции из СК, что он пришёл без ответа избиркома. На втором заседании ответ уже был: избирком Кубани ответил Следкому полную чушь, приведя своё решение на мою жалобу на действия не УИК, а ТИК. Прокурора на суде такой ответ удовлетворил, подполковника юстиции тоже, а вот меня нет.
Только представьте, как это выглядит со стороны.
СК спрашивает у избиркома Кубани:
«Что там по заявлению о трех преступлениях на УИК 907?»
А избирательная комиссия отвечает:
«Мы уже давали Шукшину ответ в октябре, что обжаловать действия ТИК Геленджикская можно было лишь в течение 5 дней».
Я теперь думаю, какая же поговорка лучше иллюстрирует ответ, про бузину и дядьку или же про Фому и Ерёму.
Подполковник юстиции на суде вообще слабо понимал суть документов, которые мы обсуждали и, сбитый с толку ответом избиркома Кубани, путал УИК и ТИК. Прокурор же просто поддерживал своего коллегу, который может выйти на пенсию на 20 лет раньше меня.
Суд посовещался сам с собой и обязал СК выполнить их работу, приняв 9 марта решение о частичном удовлетворении иска. То ли потому что судья тоже подумал о бузине и дядьке, то ли потому, что УПК РФ не предполагает пересылку заявлений о преступлении в избиркомы.