Для более полной оценки того, как проходило голосование и подсчет голосов 13 сентября 2015 года, потребуется время: надо изучить официальную статистику, рапорты наших организаторов выборов и псевдообщественных наблюдателей, «Карту нарушений», Интернет, сообщения от иностранных агентов и «ивлевских провокаторов» на избирательных участках. А пока – локальные ощущения от того, что я наблюдал, сидя в крупной территориальной комиссии (87 УИК против 35 в среднем по России) и разъезжая по избирательным участкам.
Дело было в городе Магнитогорске, вполне российском, достаточно запущенном, с градообразующим и дымящим металлургическим комбинатом, с обилием алкогольных магазинов и транспарантов про Победу. В 2010 году я тоже поприсутствовал на городских выборах в этом городе; тогда мне удалось найти взаимопонимание с бывшим председателем городской комиссии, и день голосования тогда прошел практически с полным соблюдением предписанных законом процедур. Но в 2011-м году уже при новом председателе горизбиркома (который, кстати, ныне заведует «идеологическим» отделом областной администрации) Магнитогорск отличился нескромными (то есть, бросающимися в глаза по официальной статистике) массовыми фальсификациями.
Участвовавшие в выборах магнитогорцы на этот раз заполняли три бюллетеня: два по выборам в областной парламент (по единому и одномандатному округам) и один по выборам в городское Собрание (по одномандатному округу). Выборы проходили достаточно спокойно: радикальная оппозиция в Магнитогорске не наблюдается; администрация не зверствует, и также, как в городе Москве в 2014 году она оставила несколько округов для «свободных выборов». Ну, то есть, стадии регистрации кандидатов и агитации были вполне лояльными, не в пример, зверствам, скажем, московской администрации в 2009 году.
Кроме того до Челябинской области (в отличие от города Санкт-Петербурга) дошли сигналы главной Администрации страны о том, что за «прямые фальсификации», то есть за фальсификации при голосовании и при подсчете, нынче гладить по головке не будут. Можно с уверенностью говорить, что в Магнитогорске 13 сентября не было массовых прямых фальсификаций.
Тем не менее, говорить о свободных выборах не приходится, даже если касаться только стадии голосования и подсчета. Дело в том, что для нынешних организаторов выборов при отсутствии политической конкуренции важнейшей задачей становится борьба за явку, точнее – за преодоление некоторого «приличного» уровня явки. Поэтому администрации предпринимает максимальные усилия для обеспечения явки, как в день голосования, так и до него. И эти усилия совсем не соответствуют декларированному законом принципу добровольности участия в выборах.
Не буду здесь говорить о том, какими способами – в основном «пряниками» – происходит привлечение избирателей на избирательные участки в день голосования. Замечу лишь, что в последнее время все больше распространяется практика административного «подвоза» избирателей к избирательным участкам. Закон запрещает такой подвоз кандидатам; для администрации, которая стоит за некоторыми кандидатами, такого запрета нет. В Орджоникидзевском районе города Магнитогорска (160 тысяч избирателей) администрация выделила 45 микроавтобусов, занимавшихся подвозом избирателей до избирательных участков.
Другой способ увеличения явки – максимальный охват избирателей на дому. В последнее время повальная запись всех престарелых граждан в список заявок на голосование на дому стала повсеместным явлением. В этом процессе принимают участие социальные работники (в порядке исполнения должностных обязанностей), советы ветеранов, главврачи поликлиник. В результате некоторые избиратели узнают о том, что они подавали заявление о голосовании «на дому» только придя на избирательный участок, или на пороге своей квартиры, когда к ним неожиданно является избирательная комиссия с переносным ящиком. Другие же, не ведая о своей немощности, просто отсутствуют по адресу, который указан в реестре заявок на голосование вне помещения. Ниже можно видеть фото одного из актов о голосовании вне помещения: заявлено на голосование 80 человек, проголосовало только 29. (Аналогичная ситуация на этом участке была и с двумя другими переносными урнами. Массовый отказ от голосования на дому объясняется тем, что в список заявок главврач поликлиники внёс всех своих больных).
Явка в городе Магнитогорске составила вполне приличные 44,2%, вклад голосующих на дому – 2,9%. От числа проголосовавших избирателей – это немалые 6,5%.
С досрочным голосованием дело обстоит еще серьезней. После того, как в 2014 году Конституционный суд признал, что 12-тилетнее неиспользование досрочного голосования было антиконституционным, администрация пустилась во все тяжкие. Досрочное голосование растет на глазах. Его естественный уровень – 1%-2% (от общей численности избирателей), в некотором смысле зафиксированный законом, перевыполняется нынче со значительным превышением, особенно там, где трудно найти новую работу. Впрочем, значительную роль в увеличении этого показателя сыграл и политически мотивированный перенос выборов на сентябрь месяц.
Сгон избирателей на досрочное голосование с целью повышения явки (см. http://abuzin.livejournal.com/154242.html) бросается в глаза, когда, наблюдая за досрочным голосованием, слышишь ропот стоящих в очереди, или просьбу выдать справку, подтверждающую голосование. Один смелый избиратель в заявлении о досрочном голосовании привел истинную причину – см. фото (верхняя часть заявления скрыта, так как содержит персональные данные).
Вклад досрочного голосования в магнитогорские 44% явки составил 3,8%, а в пересчете на голосовавших – 8,5%. Нельзя утверждать, что досрочное голосование и голосование «на дому» сыграло решающую роль в определении результатов магнитогорских выборов. Однако совершенно определенно можно утверждать, что эти административные технологии (заметим, что некоторые «неадминистративные» кандидаты, глядя на администрацию, тоже не гнушаются и подвозом, и привлечением к голосованию «на дому») не имеют отношения к свободным выборам, упомянутым в Конституции. Они составляют часть декораций нашего электорального спектакля.