В 2014 году Конституционный суд объявил, что отсутствие досрочного голосования, которого на федеральных и региональных выборах не было 12 лет, а на муниципальных – около четырех, оказывается, было антиконституционным. Председатель ЦИК РФ В.Е.Чуров, некоторые председатели региональных комиссий, также, впрочем, как и автор этой заметки, приветствовали такое решение КС и связанное с ним изменение законодательства (см. http://abuzin.livejournal.com/2014/05/24/). Объяснялось это очень просто: в целом досрочное голосование было ничем не страшнее, чем голосование по открепительным удостоверениям: на федеральных выборах оно составляло от 0,7 до 1,4 процента (от числа избирателей, принявших участие в выборах), на региональных выборах в редких случаях составляло 5–6%. Правда муниципальные выборы, на большинство которых избирателей приходится тащить буквально силком, показывали иногда двузначные показатели.
После решения КС досрочное голосование было возвращено в законодательство практически в том же виде, в котором оно существовало до его отмены. Прежде чем описать последствия возвращения досрочного голосования, обращу внимание на то, что проблемы досрочного голосования, из-за которого оно было отменено, были прекрасно знакомы организаторам и участникам выборов, и лежали они в первую очередь в области правоприменения. Их можно было несколько смягчить изменением правил проведения досрочного голосования, о чем я, как (теперь уже бывший) член Методического совета и писал подробно в ЦИК.
У досрочного голосования есть несколько главных изъянов. Во-первых, это – массовое принуждение государственных и муниципальных служащих, бюджетников, сотрудников предприятий, аффилированных с администрацией (ЖКХ и пр.) к досрочному голосованию; во-вторых, это малые возможности контроля за самим голосованием и хранением конвертов с бюллетенями досрочно проголосовавших; в-третьих, это подкуп избирателей при проведении досрочного голосования. Первые два изъяна связаны с использованием административного ресурса, последний же, вообще говоря, может быть (при желании) достаточно просто пресечен правоохранительными органами.
«Усовершенствования», внесенные законодателем в правила досрочного голосования, с целью воспрепятствовать фальсификациям, вполне соответствуют стилю нашего избирательного законодательства: чрезвычайная его строгость смягчается отсутствием ответственности за его нарушение. Так, например, теперь закон строго-настрого обязывает писать в заявлении о досрочном голосовании «уважительную причину (отпуск, командировка, режим трудовой и учебной деятельности, выполнение государственных и общественных обязанностей, состояние здоровья и иные уважительные причины)», но никак не обязывает избирательную комиссию эту причину проверять. Вообще говоря, в качестве причины можно указать все что угодно (хоть слово «идиотизм», как хотела сделать при мне одна избирательница).
Между тем, если бы наши законодатели знали практику проведения досрочного голосования (о которой пойдет речь ниже), они бы потребовали писать в заявлении о согласии вместо «уважительной причины» место работы. Это охладило бы пыл работодателей, направляющих всех своих сотрудников на досрочное голосование. Еще один важный момент – ежедневный контроль числа досрочно проголосовавших избирателей и сохранности конвертов со стороны наблюдателей.
В период 2003–2012 годов досрочное голосование было заменено открепительными удостоверениями. Голосование по открепительным в этот период неуклонно росло, например, на президентских выборах оно выросло с 0,9% в 2004 году до 2,2% в 2012 году. Причиной было все то же административное принуждение к получению открепительных удостоверений, о таком принуждении (особенно в 2007–2012 годах) много писали СМИ.
Возвращение досрочного голосования, вопреки надеждам Конституционного суда, Чурова и моим, не только вернуло все незаконные технологии, с ним связанные, но и усилило их. Это выглядело еще более неожиданно на фоне высочайшего повеления не прибегать к прямым фальсификациям в день голосования и при подсчете голосов. Выборы губернатора Санкт-Петербурга в 2014 году дали ошеломляющие 24% досрочного голосования.
Итак, что происходит? Я наблюдаю за досрочным голосованием в одной из территориальных комиссий города Магнитогорска, где проводят выборы в областной и городской парламенты. Комиссия не маленькая: 160 тысяч избирателей, 2 региональных округа, 15 городских округов, 87 участковых комиссий; есть за чем наблюдать.
С самого утра первого дня досрочного голосования – поток желающих голосовать досрочно. В основном – бабушки, привозят на газелях, поднимают по лестнице на четвертый этаж здания администрации (где же еще находиться территориальной комиссии?). Бабушки после восхождения сидят смирно, но те, кто помоложе, ропщут на то, что приходится столько времени терять в очереди. Начинаю выяснять, почему бы им не проголосовать в день голосования, или на худой конец, поближе к дому – в участковой комиссии. А маломощным бабушкам почему бы не вызвать переносную урну на дом. Выясняется, что все эти группы привозят председатели комитетов территориального самоуправления, которые получили указание, правильно, – от заместителя главы районной администрации. А вот еще одна ропщущая группа – сотрудники Центра социального обеспечения; жалуются на указание начальства. Следующая группа вообще не понимает, почему они должны стоять в очереди, если они «записывались».
У ропщущих спрашиваю, почему бы им не проголосовать в день голосования? Ответы, конечно, разные, но часть отвечает честно: «Дали команду». Один простодушный дядя требует справку, о том, что он проголосовал, и добавляет, что ему кроме справки еще и отзвониться мастеру велели (работает в «основных цехах Комбината»).
Первый день – 208 проголосовавших досрочно. В этот же день я узнал, что в администрации района, оказывается, было совещание, на котором проинструктировали о том, что надо голосвать досрочно.
Утро следующего началось с сотрудницы администрации, которая потребовала, чтобы ее обслужили вне очереди, поскольку она – на рабочем месте, но ей сказали проголосовать, а у нее очередь граждан. Этот день был, в основном «больничным»: сплошным потоком шли сотрудники больницы, тоже жаловавшиеся на то им «сказали проголосовать». (Кстати, в Магнитогорске, голосование в день голосования длится 14 часов). Многие избиратели приходили с заполненными бланками заявлений на досрочное голосование, а на вопрос, где взяли, говорили «на работе дали». Второй день – 256 досрочно проголосовавших.
На третий день поток несколько ослаб и был более разнообразен. Детский садик, школа, управление культуры (это из тех, кто признался, что делают это по указанию начальства). Представительницу школы не только заставили, но еще и бланк дали, и потребовали отчитаться (последнее выяснилось, потому что комиссия отказала ей в голосовании не по месту жительства).
И, наконец, среди поредевшего потока административно принужденных, показались отдельные «досрочники», привозимые кандидатами. Распределение административно досрочно проголосовавших по «городским избирательным округам» примерно равномерно, но несколько округов имеют выраженный «частный» довесок.
Всего за три дня проголосовало 630 человек. Много это или мало? Не так много, если сравнивать с рекордами. Рекорды получаются тогда, когда накладываются все три перечисленные выше технологии. Но это намного больше, чем то количество, которое получилось бы, если бы администрация не считала своим долгом повышать явку на выборы (если быть точным – обеспечить некий минимум), глубоко безразличные большинству населения, чувствующего их декоративность. Заметим, что 630 человек за 3 дня – это (в пересчете на 11 дней досрочного голосования) примерно вдвое больше, чем естественный уровень в 1%, предусмотренный законодателями.
Добровольность голосования является одним из принципов российских выборов, непосредственно установленных законом (в отличие, например, от честности, установленной не прямо, а косвенно).
Не надо думать, что увиденное мной на этот раз в Магнитогорске – что-то из ряда вон выходящее. Я видел это много раз. Магнитогорск в этом отношении, по крайней мере пока, – честный город. Комиссия не голосует за избирателей, и дает расписываться на конвертах с бюллетенями досрочного голосования.
Но практически повсеместный административный сгон избирателей для создания видимости явки на выборах не имеет никакого отношения к тем самым свободным выборам, которые упоминаются в Конституции.