Как заставляли голосовать бюджетников в Москве — и почему именно так

После массовых протестов против фальсификаций в 2012 году в Москве власти несколько лет вынуждены были обходиться без массовых фальсификаций. За эти годы была серьезно усовершенствована система административного принуждения к голосованию. Внедрение ДЭГ и сопутствующих цифровых инструментов вывели админресурс на качественно новый уровень.

Приведу одно из свидетельств (от сотрудницы московской школы), как работал московский админресурс в этом году.

Голосование в трех сериях

История такая. В пятницу, первой день голосования, сотрудников школы настойчиво попросили проголосовать (электронно) в одном из зданий комплекса, где работал избирательный участок. При этом занятия в зданиях, где проходило голосование, отменяли, либо заменяли на разные походы или иные мероприятия вне здания.

В пятницу глючила система электронного списка избирателей (ЭСИ), без которой сейчас в Москве нельзя получить избирательный бюллетень. На московские участки в этом году поставили терминалы электронного голосования (ТЭГ), и через них, благодаря ЭСИ, москвич мог голосовать электронно на любом избирательном участке столицы. Система ЭСИ висла, но после кратных попыток ввести паспортные данные столпившиеся на участках избиратели получали право на электронный бюллетень, но практически непроходимым для многих оказывался следующий шаг — отсканировать паспорт на самом терминале для получения электронного бюллетеня. В общем, после получаса бесплодных  попыток героиня этой истории ушла по своим рабочим делам, а затем уехала домой.

В субботу с утра ей дважды позвонили из администрации школы и умоляли срочно проголосовать (только электронно). Школе настучали по шапке, что «у всех за 80% проголосовало в списках, а у вас 35%», «директор на грани инфаркта». В общем, надо было спасать коллег!

Наша избирательница -- женщина с характером: поругалась — но в итоге согласилась (не желая быть источником неприятностей для коллег) и пошла на участок по прописке. Но проголосовать там дистанционно она, после пятничного посещения другого участка, не смогла.  На участке ей не дали ни бумажный бюллетень, ни возможность получения электронного, потому что в ЭСИ право голосовать было заблокировано.  И сказали, что завершить начатое в пятницу голосование она может только на участке по месту работы.

Как рассказывалось на обучении членов избирательных комиссий, в случае получения права на бюллетень, но неполучения самого электронного бюллетеня на УИК в течение часа, блокировка избирателя на получение бюллетеня снимается, и избиратель снова получает право проголосовать на любом участке (или со своего устройства в ДЭГ). Но видимо из-за безалаберного отношения при  разработке софта под эти инновации или из-за недостаточно хорошего представления процесса голосования на участке, софт системы ЭСИ не снимал блокировку  у попавших под пятничные зависания избирателей. Об этом было много жалоб. Видимо, как костыль, в системе ЭСИ-ТЭГ сделали первый выданный (но не проголосованный) электронный бюллетень «бессрочным» — потому и отправляли избирателей на пятничные участки, чтобы они завершили голосование «на том же участке».

Участковая комиссия по месту жительства в ответ на резонные вопросы злополучной избирательницы (к тому же торопящейся скорее проголосовать) не смогла внятно объяснить логику отсылки в теперь далекий участок по месту работы. По итогам дискуссии избирательницу ненавязчиво окружили пять молодых, но суровых, росгвардейцев, годящихся ей в сыновья. Коммуникация с их стороны была в диапазоне от «У вас чо, проблемы?» до «Идите, куда вас послали» [и не отсвечивайте тут]. Видимо, в качестве помощи избирателю в выборе правильного направления, ее в плотном кольце и выпроводили за пределы здания. Про опцию написать жалобу она не знала, а никто из комиссии или наблюдателей это даже не предложил. Зачем фиксировать косяк, когда можно отчитаться, что «все прошло без сбоев»?

В итоге избирательница съездила в субботу еще и «на работу» и там ей проголосовать все-таки удалось. (Надо заметить, такое не у всех пострадавших пятничных избирателей срабатывало.)

Директор в итоге инфаркт не получил, а дежурные по явке, вероятно, к концу субботы наконец смогли уйти на заслуженный выходной.

Электронно… в воскресенье вечером!

Но это не все сообщенные подробности. Касательно списков сотрудников —  участников контролируемого голосования: оказывается, в этот раз сотрудников попросили (за две недели до дня голосования) вписать в специальную гугл-таблицу имена и контакты ещё и трех родственников, «желательно пожилых и лояльных власти».

Технологию расширения базы административно-подконтрольного электората за счет родственников и друзей в Москве наблюдатели  отмечают давно, в шутку называя этот инструмент админресурса — акция «Приведи друзей». Но раньше о таких технологиях сообщалось из учреждений Москомспорта, ГБУЗов (больниц/поликлиник), Мосводоканала и прочих московских ведомств, обычно с не самой большой штатной численностью. Но ресурсоемкую структуру Департамента Образования, если мне не изменяет память, такими дополнительными обязанностями не нагружали, ограничивались контролем голосования собственных сотрудников. А тут вот так…

Нo и это еще не самое интересное! Совершенно фантастически выглядела просьба проследить (и отметить в таблице), чтобы эти вписанные лояльные родственники проголосовали электронно… в воскресенье вечером!

Но мой взгляд, это уже какое-то ультрапродвинутое административное «управление голосованием».

В прошлом году на муниципальных выборах по результатам непосредственного и статистического анализа электронных/бумажных результатов хорошо видно, что голоса в ДЭГ частично «перекидывались» из результата административных кандидатов в результаты либо одного-двух кандидатов от парламентских партий, либо выборочным спойлерам (в такой мере, чтобы абсолютное их большинство не прошло, но в итоге несколько десятков неадминистративных кандидатов в разных районах Москвы стали депутатами благодаря «досыпанным» электронным голосам).

Смысл такого навороченного действия, как я понимаю, состоял в том, чтобы по результатам громко заявить, что «процент голосов админкандидатов в ДЭГ в среднем не выше, чем у остальных кандидатов». Соответственно, это «в среднем» восстанавливало пропорции кандидатов в ДЭГ и в бумажном голосовании на УИК, о чем московские публичные лица тут же гордо объявили сразу после подсчета голосов.

По мнению затейников, это должно было триумфально похоронить многолетнюю претензию оппозиции о том, что ДЭГ — инструмент для увеличения процента административных кандидатов, если считать за эталон результаты бумажного голосования. Однако и тут им с одной стороны пришлось на «бумажном голосовании» переусердствовать с надомным голосованием, а с другой стороны кто-то снова подал сигнал «SOS», позволив алгоритму оставить отчетливый аномальный след в результатах.

Если продолжить логику, можно предположить, что в этот раз (среди прочего) тестировали возможность административной компенсации традиционного воскресного пика оппозиционного/протестного голосования. Не знаю, насколько массовой была такая просьба, позже попробую посмотреть на статистике в сравнении с предыдущими годами.

Сколько зависимого электората в Москве

Устройство московского админресурса знаю весьма глубоко, пристально наблюдая его почти двенадцать лет. И через наблюдательские каналы, и через свидетельства знакомых, работающих в различных московских ГБУ, всегда было немало информации о том, как это организуется.

Возможность централизованно контролировать голосование сотрудников бюджетных организаций и социально зависимых граждан позволило с введением ДЭГ (а потом и ЭСИ) намного эффективнее организовывать, как минимум, «привод» контролируемого электората в электронное голосование.

Начальные оценки в 2020 году давали от полумиллиона «приводимых», но по мере совершенствования организационно-технической части, с учетом распространения программы «приведи друзей» наверняка подконтрольный ресурс перевалил за 1-1,5 млн избирателей. При том, что общее количество избирателей в Москве 7,6-7,7 млн и при учете невысокой явки это дает региональной администрации достаточный гандикап для решения даже очень сложных электоральных задач в масштабе региона.

Однако усиливаются и сложности в мониторинге процессов электорального админресурса (ровно как и прочих электоральных безобразий) в Москве.

За последние годы закрылись или потеряли самостоятельность большинство ранее независимых СМИ, интересовавшихся выборами, добывавших и проверявших самостоятельно много интересной информации. Граждане стали заметно сильнее бояться писать о принуждении и корпоративных практиках публично, сообщать детальные подробности.

Есть и техническая проблема — многие свидетельства ранее ловились в районных фейсбук-группах, которые теперь из-за блокировок и запретов стали доступны примерно раза в три меньшей аудитории. Да и сами организаторы меньше палятся, учась на своих ошибках. Так, в этот раз удалось обнаружить только одну гугл-таблицу мониторинга голосования сотрудников, которую забыли закрыть в одной из московских больниц. Стало меньше откровенных почтовых рассылок и оргсобраний коллективов, откуда утекали аудиозаписи. Пока возможность мониторить админресурс сохраняется во многом лишь благодаря масштабу и однородности практик в регионе.

Почему это важно

Один из триггернувших лично меня моментов в этой истории — в том, что перед этими выборами впервые за последние годы мне не попалось на глаза ни одного свидетельства подготовки принуждения в системе Департамента образования. И тут после выборов мне рассказывают такую историю…

Я прекрасно понимаю людей, возмущенных, но боящихся ссориться с бюджетными работодателями. Тем не менее всегда прошу наблюдателей и всех неравнодушных говорить со своими знакомыми и родственниками о важности публикации информации об административном принуждении. Распространять подобную информацию можно без раскрытия своей личности: через друзей/родственников в соцсетях, и через наблюдательские ресурсы типа «Карты нарушений».

Всем нам важно понимать, что и в каком масштабе происходит. И пусть выборы сейчас не самая острая тема российской действительности, но это, возможно, самый красноречивый уникальный индикатор состояния общества и государства, по которому, владея нужной оптикой, можно оценивать/проверять глубинные социальные процессы, не всегда подцепляемые даже социологией.