Член УИК №2237 Санкт-Петербурга рассказывает, как прошли три дня голосования на ее участке.
Явка в Госдуму — 15%, Заксобрание — 15%: приходят военные, которые после голосования ищут номер участка, понатыканный тут и там в помещении для голосования, и делают отчетные селфи для начальства.
В течение дня голосования дезинфицирую ручки и общаюсь с наблюдателями, чем вызываю ревность председателя. К одному избирателю идем на дом. Член комиссии с правом совещательного голоса (ПСГ) и наблюдатель составляют жалобу об отсутствии пломбы на одной из книг — наблюдатель получает угрозы с работы, исчезает с участка и дальше сидит тихо до вечера 19-го, на подсчете не присутствует.
Вечером пакуем как попало бюллетени из наполовину заполненного стационарного ящика для голосования в четыре сейф-пакета. Они не помещаются в сейф и оставляются в кладовке, которая «пломбируется» на скотч.
Явка в Госдуму — 27,5%, ЗАКС — 24,4%: народу меньше, чем в первый день, селфи не делают. У нас разгорается война: председатель и секретарь саботируют мою работу, упрекают меня из-за общения с ПСГ и наблюдателями, заявляют, что я плохо дезинфицирую ручки.
Вечером выхожу для общения с мониторинговой группой при президенте России, чтобы сообщить о давлении на наблюдателя и попросить его защитить.
Оставляю список с регистрацией СМИ на 20 минут, его у меня отбирают и играют в игру «Жиглов-Шарапов». Я прошу снять с меня эти полномочия, так как все равно не могу получить список назад.
Решают дать мне в подмену еще одного ПРГ, которого шпыняют все дни за «постоянные отлучки» — готовят почву для лишения надбавки его и меня — обязанности оставляют. Верх надо мной одержан — тучи рассеиваются. Кладовка пополняется еще одним сейф-пакетом, куда уже аккуратно сложены бюллетени второго дня голосования.
С утра нас с коллегой по спискам СМИ и наблюдателей ставят на место: начинается натуральная травля — якобы мы все делаем не так. При этом ждем-с «третье лицо государства», к голосованию которой стекаются СМИ: председатель громко всех предупреждает, что «нарушение законодательства запрещено» (да ладно?).
После 14:00 нас отправляют в надомное голосование, никого не оставляя на драгоценных списках СМИ. Вместо того, чтобы меня не посылать вообще, а отправить одну группу к пяти избирателям, к моему мужу едет вторая группа, чтобы я на него «не давила». Потом его обвинят в «провокации», так как он неверно заполнил заявление, которое ему дали, и «испортил» второй его бланк — ха-ха.
Наша вторая группа идет к четырем избирателям, в темных подъездах и узких прихожих мы теряем один бюллетень. Он потом находится заполненный в переносном ящике, весь ящик аннулируется — мы попадаем в изгои, неспособные справиться с элементарным заданием, списки СМИ нам так и не возвращают.
Регулярно нахожу в кабинках для голосования оставленные избирателями бюллетени — четыре штуки за три дня, последний — после возвращения от надомников, и именно такой, какой мы утратили... Комиссия пишет акт, что я была в кабинке с закрытой шторкой и там его сама заполняла. Мы со свидетелями составляем акт, что я в кабинку не заходила, а увидев оставленный бюллетень, сразу привлекла внимание всех присутствующих.
19 сентября, 20:00
Явка в Госдуму — 38%, ЗАКС — 33%. После закрытия участка события развиваются драматически. Параллельно с гашением неиспользованных бюллетеней секретарь отлучается к книгам, лежащим на столах, а не в сейфе, и проверят там уже заранее подсчитанные данные по числу выданных бюллетеней. По закону — это гласная процедура, которая должна проходить после погашения невыданных бюллетеней.
Я пытаюсь это остановить, на меня начинают кричать, я включаю видеозапись, меня пытаются удалить, зовут полицейского, кричат, что я снимаю списки, принимают решение о подаче на меня в суд. Подсчет многократно приостанавливается, меня отстраняют от работы до решения суда. После погашения бюллетеней, подсчет цифр по книгам происходит без присмотра со стороны всех желающих, я сижу вдали и снимаю, как это делается «по уголкам».
Скандал вспыхивает снова: комиссия требует каких-то договоренностей о том, чтобы не снимать, иначе они не будут вообще работать. Чтобы процесс хоть как-то шел, меня и самого активного члена комиссии просят положить телефоны на стол в центр комнаты. Мы оторваны от мира и лишены возможности фиксировать события на фото и видео. Я начинаю летопись актами, всего составляю десять за ночь — в 00:15, 00:35, 00:40, 00:43, 01:55, 02:10, 02:31, 03:17, 03:44, 05:50.
20 сентября, 00:40
Мой коллега по работе со списками СМИ и надомному голосованию выходит во двор, куда до и после этого неоднократно выходили другие члены комиссии, за ним закрывается дверь, председатель кричит, что он покинул помещение для голосования. Он остается снаружи без верхней одежды и вещей в +6 градусов и вызывает полицию, чтобы войти внутрь. Приехавший на вызов наряд ему не помогает. Председатель откроет дверь лишь около двух часов ночи, его там уже не будет. Атмосфера у нас внутри превращается в пыточную: председатель сыплет оскорблениями, кричит, стучит по столу, отказывается продолжать подсчет. Около 00:40 мне и членам комиссии с правом совещательного голоса ограничивают проход в туалет — только в сопровождении других ПРГ или полиции.
Остальные члены комиссии, которые не перечили председателю, пользовались всеми возможными привилегиями: выходили на улицу на перекур, пользовались телефонами, получили заказанный председателем горячий завтрак, даже спали на диванах в помещении для голосования.
20 сентября, 11:00
Мне сообщают, что заседание суда по моему отстранению назначено на 12:00, разрешают пользоваться телефоном, я ищу адвоката. Секретарь комиссии едет в суд, адвокат вызывает одного из наших ПСГ свидетелем. Его потом полощут в хвост и в гриву, что он ушел с участка под предлогом усталости, а сам рванул в суд.
ПСГ от КПРФ звонит в ТИК № 30 и говорит с председателем, умоляя возобновить подсчет. По возвращению секретаря из суда подсчет возобновляется и к двум часам дня у нас готов первый протокол. Я пишу к нему особое мнение, излагая факты незаконного отстранения от работы меня и коллеги, препятствия видеосъемке, приостановки подсчета, негласного и параллельного подсчета по спискам.
Копию с отметкой о получении в 14:37 председатель возвращает мне ударом в лицо: бумага мнется и даже рвется, у меня от хука в ухо слетает сережка. Я привлекаю внимание свидетелей к этому событию, но все заняты наконец-то продолжающимся подсчетом — акт составить не удается, фото протокола со следами удара прилагается, я делаю заявление по номеру 112.
20 сентября, 15:00
Адвокат сообщает мне о решении суда в нашу пользу. В 15:15 к нам приезжают председатель ТИК № 30 и его заместитель. Подсчет продолжается, ПСГ от КПРФ звонят из дома и он вынужден нас срочно покинуть. Перед уходом он толкает речь перед лицом представителей вышестоящей комиссии — эта речь достойна отдельного поста, как и упоминание всех наших ПСГ, присутствовавших на участке во время этого ада — они Гордость и Радость моей Родины, ради них и стоит бороться.
Я пытаюсь постепенно вернуться к работе в УИК, мне запрещают трогать бюллетени. В 16:40 подаю жалобу на незаконное отстранение и к 19:00 меня допускают к работе с бюллетенями по ЗАКСу — сижу на сортировке Кострова. Сортировка идет по закону: перекладыванием под наблюдением всех желающих. Но считают опять по уголкам — одна я перекладываю, бороться с остальными уже нет сил, дабы они опять не остановили подсчет.
20 сентября, 23:00
Подсчет окончен, мы получаем протоколы, которые занесены в ГАС «Выборы» без искажений. Наша работа была не зря: например в комиссии № 2247 в отсутствии независимых членов УИК и наблюдателей все кандидаты кроме нужных получили меньше 10 голосов. Нам же неоднократно было поставлено на вид, откуда у нас столько сил и даже есть ли у нас дети, «а ну ясно, что нет». Расчет был явно на то, чтобы оставить участок без присмотра и творить, что пожелается.
В 00:22 21 сентября мы выходим с участка, нас встречают товарищи — приносят пирожные. Начинается возврат к мирной жизни.
24 сентября
Меня приглашают на итоговое заседание УИК в 18:00. Прогуляв и так достаточно пар в магистратуре, отказываюсь от этого удовольствия. Неоднократно запрашиваю журнал учета рабочего времени (безуспешно) и протокол этого заседания, где решается судьба оплаты труда. Они спокойно лишили всех неугодных надбавки явно, но вот как время учтено — очень любопытно. Председатель также подает апелляцию в суд на мое отстранение, но зачем? Все уже кончено, братцы! Вы меня в прошлом не удалите из помещения для голосования до конца подсчета голосов. Высказалась. Меня пока не отпустило.
ПРГ нашего района получили компенсацию за работу в избирательной комиссии по выборам в Госдуму — от 6 до 8 тыс. руб. Мне не пришло ничего. На мой запрос о копиях протокола пятничного заседания и журнала учета рабочего времени мне никто не ответил. Похоже, они своим решением лишили меня оплаты вообще. Красивое, че.
Чтобы освободиться от ада, надо его выпустить. Эти выборы были худшими из того, что мне приходилось видеть за более чем семь лет работы в участковой комиссии, боюсь только, не худшие из еще предстоящих.