Выборы в Черемном: как мы отменили результаты надомного голосования

Наша группа неравнодушных к выборам граждан из Барнаула, столицы Алтайского края, давно практикует этот электоральный туризм: мы любим приехать в какое-нибудь мирное село и вернуть на его землю закон, порядок и верховенство избирательного права. В этот раз на одном из своих участков мы смогли отменить результаты надомного голосования, которое проводилось с очевидными нарушениями. Возможно, мы даже создали прецедент: в наблюдательском сообществе часто говорят о липовых реестрах для голосования вне помещения, но, как правило, изменить что-либо с этим достаточно сложно.

Рассказываем, что сделали мы.

Черёмное — большое село, а главное, там есть крупное работающее предприятие, Черемновский сахарный завод. В Алтайском крае таких сел мало, и я почему-то ждала от людей большей избирательной активности, чем везде, но явка была очень низкой: «Да зачем их выбирать, что с них толку-то», — говорили в Черемном. 

За кресло в районном парламенте боролись директор местного дома культуры, выдвинутая «Единой Россией», и технические кандидаты: новосибирский пенсионер, которого на эти выборы выставила «Справедливая Россия» и звукорежиссер из Павловского районного ДК — от ЛДПР. 

Договорившись с местным отделением ЛДПР, мы и получили назначение на выборы от этого доброго человека-звукооператора; коллеги, как члены УИКов с правом совещательного голоса, а я,  как наблюдатель. 

Информации о доходах и имуществе кандидатов на стенде не было, впрочем, ни о ком из них, кроме местной жительницы, в Черемном даже не слышали. И говорили: «Ладно, проголосуем за эту, как ее… Она хоть наша». 

В Черемном три избирательных участка: один № 1232 в «Клубе животноводов» (карты Яндекса и Google показывали прямо на главную достопримечательность села — братскую могилу, в которой похоронены убитые в годы гражданской войны бойцы Красной армии), а еще два УИК № 1230, 1231 в школах. Я делаю свои самые первые шаги на наблюдательском пути, поэтому на УИКе со мной был Денис, очень крутой и опытный член комиссии с правом совещательного голоса.

Мы заступили на свои посты и обменялись в чате данными о досрочном голосовании: за десять дней на одном участке проголосовали 22 избирателя из 1621, на втором — восемь из 1323, а  на третьем вообще — один из 818! Мы порадовались за сотрудника полиции, который десять дней круглосуточно охранял сейф с документами, и за членов комиссии, которые все-таки дождались своего избирателя. И, конечно, задумались о том, как неправильно тратятся ресурсы, как «криво» организован процесс. 

Выборы шли вяло - как остроумно заметил наш член комиссии с правом совещательного голоса Слава, который наблюдал на участке рядом с братской могилой, «в 9:42 проголосовали уже двое живых, правда, все члены местной же УИК». 

Понятно, что при такой низкой явке организаторы выборов сильно надеялись на голосование вне помещения. Мы посмотрели, сколько надомников зарегистрировались на каждом участке: у Славы на братской могиле 52 из 800;  в школе у Макса 37 из 1621, у нас с Денисом — 23 из 1323. 

На нашем УИК 1230 реестр заявлений на голосование вне помещения отчасти присутствовал. «Отчасти» — потому что это была тетрадка, на которой аккуратным учительским почерком было крупно написано: «РЕЕСТР». Большой проблемы мы в этом не увидели. 

У Славы в УИК 1232 ситуация была хуже: 

«У нас реестр не ведут, просто с бумажки заполняют шапку заявления, а потом будут в чистый реестр вносить всех, кто проголосовал», — написал он в чате. Секретарь прямо призналась ему, что реестр в установленной форме они не ведут; оформляют чистовой вариант после выездного голосования — это распоряжение ОИК Павловского района. Слава потребовал, чтобы комиссия работала по закону, и секретарю пришлось делать выписку из несуществующего реестра: в ней была 31 фамилия, но выездной бригаде почему-то выдали  50 бюллетеней (арифметика из закона в виде «плюс 5 процентов, но не менее двух» видимо сложна для понимания). 

Слава поехал в соседнее село, Солоновку, а я в составе выездной бригады от своей избирательной комиссии ездила по Черемному. И даже мне, совершенно неопытному наблюдателю, скоро стало ясно, что происходит что-то странное:

— Добрый день, Дормидонт Дормидонтович, это избирательная комиссия. Так как вы шестьдесят пять плюс, мы должны предложить вам проголосовать вне помещения для голосования. У вас есть такое желание? — спрашивала каждого член комиссии. 

Дормидонт Дормидонтвич удивлялся, уточнял: «А у нас чо, выборы? Кого выбираем?», потом соглашался и брал бюллетень. Но некоторые избиратели нас решительно послали: «Нет, никакого желания голосовать у нас нет». 

Слава потом рассказывал, что на одном из следующих выездов у них в реестре значился избиратель по адресу Пришкольная, 19 — но, когда выездная бригада туда приехала, оказалось, что этот дом не жилой, к нему даже тропинка на протоптана, а перед входом огромный сугроб. «Сугроб, наверное, заявку и сделал», — решили мы. 

А если верить нашему реестру, то избиратели делали заявку на голосование в руинах, где точно никто не живет уже лет десять. Еще в одном доме нам сказали, что избиратель, к которому мы приехали, продал дом и уехал. А во дворе третьего дома бегал хмурый волкодав размером с хорошего теленка, хозяин с крыльца сказал, что голосовать не будет. 

Мы все вернулись на свои участки и обсудили эту ситуацию. Наш коллега с третьего участка не ездил на выездное голосование, но и у него на участке отказались голосовать шесть человек, включенных в реестр. 

Мы решили так: реестр составлен не на основании обращений избирателей - стало быть, голосование по такому реестру недопустимо. А значит все бюллетени, содержащиеся в переносных ящиках для голосования, должны быть признаны недействительными и отправиться в мусорку. Мы видим, что это повсеместная порочная практика: в реестр принудительно вписывают всех избирателей старше 65 лет — и все. Если мы сейчас отменим результаты выездного голосования, то, как минимум в Черемном так делать больше никогда не будут. 

Мы с Денисом поговорили с председателем нашей избирательной комиссии: Денис указал ей, что реестр был заполнен неправильно, что при выезде были проблемы: очевидно, что люди не ждали избирательную комиссию и не подавали заявок. И тот, кто заполнил эту «заявку», фальсифицировал избирательные документы, а подобные деяния описываются в статье 142 Уголовного Кодекса РФ. 

Председатель комиссии хоть и несколько обиделась, но согласилась, что реестр ведется некорректно, и заявила: 

— Хорошо. Раз так, второго выезда не будет.

Однако спустя минут 15 передумала: нет, будет второй выезд, все-таки еще 14 избирателей хотят проголосовать.

— Давайте выписку из реестра, — сказал Денис.

Председатель и секретарь скрылись в тайной комнате - и не то, чтобы скоро, но выписку из реестра нам вынесли. Там значилось три человека.

И я в составе выездной бригады отправилась к этим троим избирателям.

Первый должен был ждать нас в квартире трехэтажного дома. Мы долго стучали в клеенчатую дверь, кричали: «Уважаемый избиратель, откройте, это избирательная комиссия, вы делали заявку!» Нам никто не открыл – как потом оказалось, избиратель, разгневанный вмешательством в его частную жизнь, звонил в это время на избирательный участок и люто матерился: какие <……> выборы, какая <….> комиссия, я никого не звал! Денис был рядом с телефоном и отлично слышал этот монолог. 

Второй избиратель нас ждал: эта пожилая женщина действительно делала заявку. От нее мы поехали к третьему избирателю, замыкающему наш короткий список.

— Чего вам, деточки? — удивилась она. — Выборы? Выборы… Помню-помню, приносили мне какой-то квадратик. А чего мне теперь делать? Принести паспорт? Так у меня все документы у сына, я же память-то давно потеряла. 

Слава в это время тоже был на втором выезде – они с коллегами прошли нечетную сторону улицы, когда позвонила взволнованная председатель комиссии, сказала возвращаться в УИК. Внятную причину прерывания голосования вне помещения председатель сообщить отказалась – ответила, что уже 17:00.

На всех трех УИКах мы написали жалобы с требованием отменить результаты выездного голосования,  потребовали рассмотреть их немедленно и в нашем присутствии. Секретарь и председатель взяли жалобу, скрылись где-то в глубине школы и три часа совещались, созванивались с вышестоящими инстанциями. 

Спустя три нервных часа к нам подбежала секретарь комиссии: «Скажите, — спросила она, — если мы признаем результаты надомного голосования недействительными, вас это устроит?» 

Мы не возражали. Результаты второго ящика мы решили засчитать: там лежал единственный бюллетень избирательницы, которая действительно сделала заявку. На заседании УИК, на проведении которого настаивал Денис, все единогласно проголосовали за это предложение. Еще через час нам удалось забрать протокол этого заседания. 

Нашим коллегам призвать свои комиссии к закону и совести не удалось, но в обеих комиссиях написали ответы на жалобы, в которых признали, что реестр был составлен с нарушениями. Но основанием для отмены результатов голосования, с точки зрения этих комиссий, это не является. 

Как и ожидалось, на этих выборах победил местный кандидат, но мы все равно чувствовали, что сделали что-то очень важное: «Когда я приезжаю в чужую страну, я никогда не спрашиваю, хорошие там законы или плохие. Я спрашиваю только, исполняются ли они». Что-то мне подсказывает, что в Черемновских избирательных комиссиях никаких шалостей с реестром и статьей 142 Уголовного кодекса РФ теперь точно не допустят.