Еще несколько тезисов о цифровых выборах
«Голос» опубликовал «10 тезисов о цифровых выборах» и пригласил к дискуссии о перспективах цифровизации избирательных процессов в современной России еще в середине декабря. Сформулированные тезисы были высказаны и выработаны в ходе обсуждения, организованного движением «Голос» в рамках Общероссийского гражданского форума. В дискуссии приняли участие представители IT-индустрии, общественные наблюдатели, юристы, члены ЦИК России.
В порядке реплики позволю себе поделиться следующими суждениями.
Прежде всего, считал бы важным отметить, что современное поле языков описания и объяснения цифрового характера выборов будущего отличается высокой степенью фрагментации, замкнутостью теоретических подходов в отношении друг друга и, как следствие, непереводимостью отдельных высказываний. В связи с этим для интеграции исследовательского опыта представляется полезным определить отдельные термины и категории. И первостепенное внимание уделить понятию «цифровизация выборов».
Одним из прочтений электоральной дигитализации выступает ориентация на цифровые технологии («переход на цифру»). В этом ключе любые цифровые (и Интернет-) технологии, задействованные в избирательном процессе, могут рассматриваться как релевантные.
Однако не менее важным выступает и взгляд на цифровизацию как на процесс формирования и развития так называемого «цифрового менталитета», под которым понимается принятие цифровой реальности, умение в ней эффективно работать.
«Цифровой менталитет» во многом ориентирует пользователей не столько на внедрение информационно-коммуникационных технологий, сколько на создание условий, в которых цифровые инструменты приводят к качественным (и одновременно заметным всем) изменениям. Однако в какой именно области эти изменения имеют место? Правильно ли говорить, что, например, цифровизация видеонаблюдения привела к качественным изменениям в электоральных процессах? Или же это лишь шаг по пути медиатизации (и викилизации) выборов?
Произнося слова «цифровизация выборов», всё-таки о дигитализации чего мы говорим? Здесь набор ответов оказывается довольно широким. Вполне обоснованно кто-то оперирует указанным словосочетанием, подразумевая цифровизацию отдельных элементов избирательного процесса. В этом случае и использование комплексов обработки избирательных бюллетеней, и применение QR-кодов, и сервисы «мобильного избирателя», локализованные на справочно-информационном Портале государственных услуг, представимы в качестве «цифровизации». Но при этом открытыми остаются вопросы о цифровизации собственно волеизъявления, цифровизации демократии и цифровизации политики.
Волей-неволей мы подходим к задаче выработки когнитивного стиля и применения «оптической метафоры», т. е. тех «очков», через которые представители разных дисциплин смотрят на электоральный мир. Когнитивный стиль предшествует не только описанию рассматриваемых явлений и эмпирической проверке гипотез об объекте, он предшествует самой формулировке этих гипотез. Он — то лекало, по которому исследователи «вырезают» гипотезы из хаоса равновозможных допущений. Когнитивный стиль имеет три конститутивные особенности — имплицитность, императивность, инвариантность. Согласно этим характеристикам, когнитивный стиль служит своего рода «здравым смыслом» дисциплины, выступает в форме предписаний, а также позволяет использовать примерно одну и ту же комбинацию мыслительных ходов и приёмов.
Проблема «оптической метафоры» не сводится к выявлению дихотомии технократического и политического подходов. На самом деле она глубже. Тем более если принять во внимание то, что цифровизация выборов в актуальных российских реалиях всё чаще воспринимается как цифровизация предоставления услуг со стороны власти. Фактически это калькирование логики, доминирующей в сфере государственного управления. Её содержательное наполнение базируется на двух положениях:
- принятие части решений по госуслугам должно быть автоматизированно и человеконезависимо (в т. ч. средствами искусственного интеллекта);
- приоритетным признаётся уход от идеологии «документов» как единицы оборота данных в системе госуправления и датацентричность.
Но разве это хоть как-то отвечает на цифровые вызовы, стоящие перед современными и будущими российскими выборами? Очевидно, что сами по себе цифровые сервисы не способствуют повышению доверия к процессам, которые они обслуживают. Более того, цифровой фетишизм открывает окно возможностей для деформации гарантий проверки и аудита всех электоральных процессов всеми институциональными участниками. А высокотехнологичный авторитаризм, как демонстрируют последние исследования в политических науках, рано или поздно скатывается к использованию технологий последовательного ограничения доступа граждан к социальным сервисам и избирательным правам.
Цифровизацию выборов было бы правильным рассматривать в проекции цифровой трансформации, т. е. цифрового поворота в обстоятельствах ослабления, а не усиления государственного присутствия в цифровой среде (как правило, с плохо скрываемым намерением по её регулированию). Именно такой подход позволяет актуализировать проблемы формирования персональных и коллективных компетенций, повышения кибербезопасности, преодоления технофобий, при которых цифровые технологии воспринимаются как black box (а иногда и black mirror) и просто отрицаются, без попыток понять, в чём именно они приносят пользу, а в чём кроется общественно-политическая проблема.
