О чем говорят люди, выбирая депутатов
В Олонецком районе Республики Карелия 3 февраля проходили дополнительные выборы в органы местного самоуправления. По одномандатным избирательным округам выбирали депутатов советов Коткозерского, Куйтежского и Туксинского сельских поселений. За ходом голосования следили представители «Голоса», вот их небольшие рассказы.
Олег Реут, политолог, эксперт «Голоса»:
Так получилось, что автор этих строк принял участие в общественном наблюдении за выборами. Наша небольшая команда приехала в Олонец в субботу под вечер, а с утра воскресенья все наблюдатели уже были на избирательных участках в Туксе и Куйтеже. Во второй половине дня посетили Коткозеро.
Поездку в район нельзя представить без разговоров об общественных настроениях. Избиратели, идущие на участок для голосования, не просто выполняют свой гражданский долг, участвуют в формировании местной власти, но и волей-неволей оказываются встроенными в бесконечно широкое повествование о том, какие беды их тревожат, и с чем они связывают свои искренние надежды.
На УИК дочь привела маму (примерно 75-80 лет), помогла ей дойти, подняться по ступеням. Член комиссии обращается к ней:
— Присядь тут, пока мама голосует.
— Ну, хорошо.
— Виталика-то к нам отправь. Виталик-то пусть проголосует.
— Виталик права потерял. Машину потерял.
— Так работает-то хоть?
— Да, работает.
— Ну, главное, чтобы работал.
Другая сценка. Зое Ивановне 85 лет. В сельпо она увидела объявление, что сегодня выборы. Пришла на избирательный участок в школу.
— Здравствуйте, Зоя Ивановна. Спасибо вам за проявленное доверие. Но сегодня ваша улица не голосует.
Десятки таких зарисовок. Интереснейшие диалоги. Занимательное и любопытное отношение к выборам, ко всему происходящему с того момента, когда были прошлые кампании. В сентябре, в единый день голосования, проходили выборы муниципальных депутатов, а в марте — президентские.
За это время основная боль и тревога олончан стала связана с «проклятой оптимизацией». Не было ни одного местного жителя, кто бы поддержал закрытие школ.
«Ну, как так? Как школу можно закрывать? Ничего же не будет!» Родители школьников, с одной стороны, самые заинтересованные участники внешне вроде бы скрытого протеста. С другой — какой-то момент конъюнктурности присутствует. «Мне-то всё равно, мне-то лишь бы дочь моя доучилась. Она сейчас в девятом классе. Без образования ведь никуда. Пусть десятый и одиннадцатый в своей школе закончит».
Те, кто постарше, у кого собственные дети школу уже закончили, как-то оправдывают действия властей. «Разве нормально, что в классе семь учеников? А им же и физику, и химию надо преподавать, а кому-то и астрономию. Что там за учителя? Чего им работать?».
Однако в подобных разговорах на избирательном участке (или вокруг него) есть своя специфика. В составе участковых избирательных комиссий всегда много школьных учителей.
— Ну, разве это нормально, чтобы детей в интернат отдавать? А они нам ещё говорят, что пусть в кадетское училище переводятся. Я-то думаю, что от этого кадетского подальше детей родных держать надо.
— Ну, не права ты. Туда говорят, что не пробиться. Конкурс. Никого туда брать вообще не будут.
— Кто там воевать хочет, пускай с малолетства в форме и ходит. А у меня в классе все нормальные в Петербург хотят поступать.
«Они» в этом разговоре — очень невнятная конструкция. Она объединяет и карельское правительство, и министерство образования, и власть местную, которую, собственно говоря, на этих выборах и формируют. Но всегда «они» — в Петрозаводске.
— Наш-то Прокопьев вон в газете «Олония» написал. Говорит, ничего закрывать не будут.
— Школу в Куйтеже закрыли. Детский сад в Куйтеже закрыли. Ты посмотри, какая дорога сейчас на Михайловское. Ничего не чистят. Никакие там автобусы не проедут. Пускай Прокопьев этот не трещит (Прокопьев Сергей Константинович, глава администрации Олонецкого района). Не ему решать. Они ему скажут — он всё сделает.
Про дороги, конечно, отдельный разговор. Трасса на Олонец ещё ничего. Хотя на обратном пути в метель видимость упала до ста метров. Освещения практически нет. На Коткозеро, Верхнеолонецкий и Интерпосёлок — заметно хуже. А вот с мобильной связью проблемы почувствительнее. Разговор в Куйтеже:
— Тут только «Мегафон». А у вас что? «Билайн», наверное.
— «Теле 2».
— Этой вышки точно нет. Езжайте обратно в Олонец.
Навряд ли прошедшие выборы депутатов советов сельских поселений в Олонецком районе изменят ситуацию в обозримой перспективе. Почти на всех участках «конкурировали» два кандидата — от «Единой России» и ЛДПР. От партии Жириновского многие кандидаты — петрозаводчане. В некогда самом «яблочном» районе республики от партии Явлинского-Слабуновой никакого политического «следа» не осталось. Вероятно, скоро не останется и хозяйственного.
— «Медвежку» не дали Ширшиной купить (Галина Игоревна Ширшина, директор АО «Олонецкий молочный комбинат», бывший мэр Петрозаводска). Теперь она закрывать будет молококомбинат. Говорят, что перевезут оборудование в Ленобласть. Тогда и «Мегреге» совсем конец придёт. Ширшиной-то всё равно. Она не здесь живёт.
Алексей Фомичев, наблюдатель из Петрозаводска:
Первое, чем обрадовали накануне дня выдвижения на УИК в деревне Куйтежа (в 7 км от трассы Е105): «На УИК завезли дрова. Должно быть тепло». Второе — электричество в деревнях района принято выключать только в середине дня. Так, минимальные условия для успешного ведения электорального наблюдения были обеспечены.
Захотев все-таки восстановить обещанную экстремальную атмосферу, мы поспешили пробить местного главу района Сергея Прокопьева на предмет особых заслуг и отличий. После недолгих поисков обнаружилась аудиозапись телефонного разговора почти трехлетней давности, в которой местный начальник грозным голосом «ставит задачу» за счет городской газеты обеспечить печатную продукцию к грядущему новогоднему празднику, и, в качестве альтернативы, предлагает «уйти по собственному».
Крик бывшего подполковника ГИБДД на сотрудницу местной муниципальной газеты особо никого не впечатлил. Однако позволил отметить, что профессиональная деформация отставного командира может повлиять на ход голосования, если уже не повлияла на количество кандидатов в избирательных бюллетенях.
Начало следующего дня обрадовало нашу небольшую группу благоприятными погодными условиями. Это немаловажный фактор в здешних широтах, учитывая характер обустройства нашего маршрута, а именно отсутствие стоянок, парковок, туалетов, заправок, а порой и дорожного освещения.
Ничто не намекало, что в деревне Куйтежа проходит день голосования. Ни громкой музыки, ни разбросанных повсюду листовок с лицами кандидатов, даже людей на улицах, которых здесь проживает около пятисот. К тому же обнаружился первый недостаток организации со стороны ЦИК.
Отмеченное в наших справочных материалах здание УИК № 361 (ул. Ленина, д. 12а «бывшая школа Куйтежского сельского поселения») встретило нас прибитой наискосок доской на входных дверях. Немного изучив центральную улицу деревни и применив навыки дедукции, мы двинулись к горке сваленного в кучу соснового бруса (вероятно, обещанные дрова). Рядом с ней возвышался Дом культуры и досуга, над входом в который расположилась опознавательная табличка...
Перед знакомством с членами избирательной комиссии решили перекурить. И тут нас вышли встречать. Из Дома культуры аккуратно вышел довольно крепкого телосложения полицейский и поспешил поздороваться:
— Вы что, штурмовать нас приехали?
Матерые наблюдатели за моей спиной заметно напряглись. Товарищ младший лейтенант явно не ожидал встречного вопроса:
— А Вы один или с подкреплением?
Видимо решив не раскрывать все тактические преимущества, стратегически промолчал. Обменявшись с ним рукопожатием, мы зашли.
Сюрприз, но в здании УИК было довольно морозно. За обогрев отвечал почерневший теплобогреватель размером с толковый словарь. Члены комиссии сидели за столами вдоль батарей в верхней одежде. В углу красовался новогодний плакат с нарисованной на нем свиньей. Под ним же, на тумбочке, на пластиковой тарелке лежал другой символ календарного обновления — мандарины. Как мы позже заметили, напротив участка застыла в недоумении покосившаяся ёлочка.
Урна, списки избирателей, увеличенная копия протокола, продублированный на русском языке список кандидатов выглядели как-то не к месту и особого интереса не вызывали. Отсутствовал только один всенепременный элемент выборного обустройства — Его портрет, который все время где-то висит, но это можно, потому что членом партии он не является.
К 12:00 явка составила восемь человек из 82 зарегистрированных. Эту ситуацию мы решили обсудить с председателем. Выяснилось, что причина низкой явки может быть связана со спецификой социально-экономического положения деревни — многие трудятся в соседних городах, работают вахтовым методом и поэтому о выборах ничего не знают/не интересуются. Позже, меня все же убедили в том, что вахты тут не причем — просто институт выборов здесь не пользуется доверием у населения. С этим было легко согласиться, увидев в списке кандидатов только двух человек — одну местную жительницу-пенсионерку и временно безработного жителя г. Медвежьегорск (301 км. от Куйтежа).
В отсутствие избирателей мы продолжили коллективное обсуждение причин незаинтересованности населения в выборах. Председатель, сотрудница одной из школ, поделилась собственным опытом повышения политической культуры: в школе п. Мегрега, куда организованно осуществляется подвоз детей из деревни (местная школа — бывшая, здание пустует), проводились выборы выдающегося исторического деятеля. Среди явных фаворитов выделились: Петр I, Екатерина Великая, Борис Годунов(!). Со значительным отрывом победил Петр. Причиной тому — его заслуги перед населением (картошка и коньки), а также активная избирательная компания, проведенная его школьными сторонниками. Ассоциативный ряд сам по себе рождал вопрос, который в карельской деревне должен звучать глупо:
— А советские руководители? Хотя бы Сталин или Ленин? Их решили не включать?
— Не, — ответила глава школьного ЦИК, — этих наши дети не любят...
— А как же Суворов? — спрашивает единственный мужчина в комиссии, — почему его не включили?
Я решил блеснуть перед дамами эрудицией и неожиданно даже для себя выдал:
— Суворов был полководцем при Екатерине. Нельзя же в один ряд их ставить. Это как между Путиным и Патрушевым выбирать.
Самостоятельно оценив сложность поднятой темы, поспешил ретироваться на перекур. Участковый, вероятно увидев во мне перспективного собеседника, выскользнул за мной.
Состоявшийся разговор потянул бы на полноценное интервью. Из местных проблем охраны общественного порядка мы затронули бесчинство дикой фауны (медведи, волки, «лосяши»). Накануне дня голосования, например, утащили собаку. Виновные еще устанавливались, хотя следы волчьей стаи на свежем снегу уже сформировали достаточную доказательную базу. В поисках справедливости тем же утром выдвинулись местные охотники.
На самом участковом «висит» треть района. Для тех, кто в теме: представьте количество «оружейников», КУСП, РСП, ООП (выборы, к примеру) и прибавьте вопросы, связанные со сбором валежника или незаконной рыбной ловли. Учтем особенности вооружения/разоружения (табельное оружие в нерабочие часы должно хранится в УВД г. Олонец), и получим именно тот объем работы, который, по нашему общему мнению, без непечатного не охарактеризуешь.
Обсудили и оптимизацию:
— Я сам местный. Из Михайловского (30 км от Куйтежа). После армии на службу, семья, дети. Уезжать не хочу. Но вот дети.. Один старовер-афганец в округе воспитал девчонок с помощью спутниковой тарелки, дистанционно... но... Вот иной раз думаешь это всё бросить, но собрался и работаешь дальше. Что?? Что значит ужасно? Это нормально... Все так живут..., — затягивается, — мы так живем. А когда было по-другому? Вот часовню сами строим (указывает на небольшую часовенку, перекрытую строительными лесами). Летом хорошо поработали. С батюшками проблема... Сложно им добираться. Работаем... Вообще, выживают нас отсюда в города. Школу закрыли, садиков нету. Не знаю...
В общем, выкурив под разговор по четверти пачки сигарет, решили вернуться в электоральную реальность. Ситуация за это время заметно не изменилась: пустая урна, бумажные списки и мороз.
Мария Терацуянц, наблюдатель из Петрозаводска:
Еще до входа на участок № 351 в деревне Тукса, Олонецкого района, Республика Карелия можно почувствовать, что ты находишься не просто в российской глубинке, а в национальном районе. В любой южно-карельской деревне вы встретитесь с тем, что все названия — магазинов, официальных административных учреждений продублированы на карельском языке. Так повелось с давних советских времен. Однажды, советская власть утвердила для национального языка здесь письменность (к счастью, основанную на латинском алфавите, а не так, как в Удмуртии на кириллице) и всячески поощряла преподавание на нем вместе с автономией в составе союза Карельской республики. Затем, вместе с автономией завершилась и эпоха пропаганды карельского языка, после же все снова зашло на круг.
Но люди использовали здесь свой национальный язык в любое время. Пережившие Вторую мировую бабушки и дедушки хорошо говорят и понимают карельский, их дети — похуже, внуки — лучше детей, похуже дедов. Но в качестве суржика — он присутствовал здесь всегда.
Здесь часто можно услышать примеры смешения двух языков: «Анна хлебуа» (Анна (кар.) — дай, слово «хлеб» поставлено в падеж, необходимый для выражения мысли, если хочешь, чтобы дали хлеба), «Выключи светта» (второе слово также стоит в форме, которую требует карельский язык).
На участке атмосфера праздничная. Громко играет «Лучшее из дискотеки 80-х», светло, очень тепло, члены комиссии нарядно одеты.
На стенде с информацией о кандидатах текст продублирован на карельском языке. Видимо, для удобства избирателей, но они туда даже не смотрят. Или знают кандидата лично, или никогда о нем не слышали — варианта два. В комиссии поясняют, что в депутаты сельсовета люди не хотят идти — теперь нужно все доходы показывать, а им это ни к чему здесь, они не понимают, зачем это надо.
Встретила комиссия хорошо, совсем немного поволновались, состав комиссии новый, но почти все работали когда-то уже. Председатель теребит белую объемную нитку искусственного жемчуга и все показывает. Одна из членов комиссии, член КПРФ, радуется, узнав, что у меня от них аккредитация, это на ее памяти впервые.
Рассвело окончательно ближе к 9 часам. Самая молодая женщина из комиссии спрашивает у старших коллег — не можем ли мы часть света выключить, ей отвечают: «Что ты, только все вместе лампы дневного света здесь выключить можно. Разве при СССР думали, что когда-нибудь придется электричество экономить?»
Пожилая учительница? наблюдатель от ЕР рассказывает мне: «Раньше в школе была вторая смена, в 80-х, когда был пик рождаемости, в классах по 22 человека было. Сейчас в школе жара — я такого не помню. Открываем форточки в классах в мороз — топим улицу»
(Муз. сопровождение: Учкудуук, три колодца, защити, защити нас от солнца...)
Избирателей на участке встречают как родных: радуются, обнимаются, целуются, болтают обо всем на свете. Члены комиссии начинают их искать в книгах до предъявления документа — знают, как кого зовут, кто где живет.
Ветер с Ладоги дует сильный и холодный, сильное желание должно быть у избирателя выполнить гражданский долг, если ему идти на участок с конца деревни протяженностью семь километров.
Шестая бабуля-избиратель получает бюллетень и идет прямо к урне, минуя кабинку. Комиссия останавливает ее, а она говорит:
А я думала. один кандидат всего.
— Ну, если б и один, галочку все равно ставить надо, — возражает член комиссии.
Члены комиссии собираются в магазин и мне рекомендуют — выпечку, говорят, разберут, после 12 — ни хлеба, ни молока. У меня есть опыт жизни в деревне, потому я им верю, думаю, что ничего плохого делать не станут, и снаряжаюсь с ними — сельпо рядом.
Набирают они прилично — палку колбасы, сыра, хлеба, целый лоток пирогов. Продавщица говорит им: «Я к вам в 9 приду, помогу посчитать»
— В 9 уже поздно будет, ты приходи проголосовать, — отвечают они ей.
— Я до 9 работаю — куда я приду? Я тебе доверяю — ты за меня подпись поставишь.
Шутят, смеются.
С 12 до 13 наблюдается наплыв избирателей: кто-то едет обратно с рыбалки и заходит на участок, кто-то приехал в магазин, который рядом.
Я думал — надо-не надо? На всякий случай пришел.
(Муз. сопровождение: «Я люблю тебя, Дима, пусть крылатая машина...»)
Стих поток избирателей, члены комиссии болтают:
— Сняли снег-то с крыши твои?
— Не, мои пацаны на рыбалку пошли, если б не выборы — я б сама пошла.
— Да, рыбалка — самое важное. А снег сам упадет. Ну, может вместе с крышей.
Хохочут.
Надомников записалось двое. Обе — бабушки за 90 лет. Председатель говорит: "Летом-то они еще выходят, а на выборы, сколько себя помню, всегда домой зовут.
Карелы в деревнях живут долго. Возраст за 90 лет здесь — не такая уж и редкость. Аборигены любят свой край, все эти ягоды-грибы, рыбу, воздух. В город приезжают и сразу же обратно хотят. Многие вопросы решают сами. Ставит бизнесмен базу там, где нехорошо — так у него баня каждый год горит. Они усмехаются — никак в толк не возьмет, что не надо баню строить на этом месте.
Они здесь не сильно привыкли полагаться на власть. В деревнях, где ни школы, ни сада в районе частенько отключают электричество на весь световой день — работы ведут. Меняют по паре столбов в году. Вместо того чтоб поменять все, строят остановочный комплекс, например, стоимостью в несколько миллионов — зимой он весь завален снегом и ждать автобуса вовсе негде — без него можно было хотя бы площадку протоптать, а так он под завязку стоит утрамбованный, обочины нет, люди жмутся к нему, стоя прямо на проезжей части.
Отсюда многие уезжают в Финляндию — к родственникам, работать (близость карельского к финскому позволяет устроиться на неквалифицированные должности) и, многие остаются.
Но, именно отсюда, из Олонецкого района приезжают обратно как можно чаще, при каждой возможности — очень любят свои родные места.
Читайте также:
